изменившийся торт
Немного не в том порядке (впрочем, все, включая меня, уже забыли, кто за кем отмечался 
), но без камешка никто не останется ))
Мало кто знает, что профессор Спраут, путешествуя по лесам, горным плато, прибрежным дюнам и вересковым пустошам, собирает не только редкие травы, чтобы затем любовно взрастить их в хогвартских теплицах. читать дальшеИз каждого такого путешествия она приносит кое-что еще и бережно перекладывает это из карманов дорожной мантии в простой полотняный мешочек с вышитой на нем потускневшей от времени руной памяти. А потом, вечерами, уютно устроившись в кресле, обитом мягким коричневым плюшем, по одной достает свои находки и любуется ими - гладкими и шероховатыми, алыми и бежевыми, тусклыми и светящимися минералами. Улыбаясь каждому как другу, перебирает камни и вспоминает истории о них, которые слышала еще от прабабушки.
Думаю, она не станет возражать, если я расскажу некоторые из историй тем, чьи ники окажутся созвучны - хотя это, конечно же, не просто созвучие, а связь более таинственная и глубокая - названиям ее камешков)
netttle, kasmunaut, Lauriel, Anarda, Meg aka moula, miloshevich
читать дальше
netttle
Если в полосе прибоя вы подобрали прозрачный гладкий камешек, поблескивающий на просвет золотистыми искрами, - не спутайте его с янтарем. Это нэттль, минерал гораздо более редкий и ценный. Отличить от янтаря или кварца его довольно просто - на ощупь нэттль необычайно шелковист и словно плавится в пальцах, даря ощущение тепла. Если осторожно сжать камешек в ладони, кожу начнет мягко покалывать, тепло золотистыми струйками разольется по жилам и изгонит из тела всяческий холод, телесный и душевный. Так используют нэттль целители - вкладывая его в ледяные ладони окоченевших путников, безответно влюбленных и поэтов, от которых упорхнула муза. И несчастные, отогревшись и вновь обретя смысл жизни, часто не желают расставаться с нэттлем, оправляя его в золото. Но опытные целители предостерегают их от слишком частых прикосновений к камню, отдающему себя человеческому сердцу частичку за частичкой, ибо в самой сердцевине нэттля живет печаль, которую не всякое сердце способно вынести. Лишь сильных духом эта последняя частичка, которую можно назвать сердцем нэттля, укрепляет в вере и делает мудрее. Помните об этом, зачарованно любуясь нэттлем, когда волны перекатывают его в полосе прибоя.
kasmunaut
Минерал, называемый кясмунавтом, являет себя не всем. Если в лесной чаще, присев на замшелый валун, вы от нечего делать поднимете с земли тускловатый серый голыш и под вашим изумленным взглядом он вдруг покроется ломкими узорами-трещинками цвета мха, на котором лежал, - радуйтесь, вы пришлись кясмунавту по сердцу.
Кясмунавт - редкостный плод содружества и сотворчества матери-Земли и тех ее чад, что пришли в этот мир задолго до нас. Правда, содружество их позже переросло в соперничество, и по сей день, стоит эльфу, гному и троллю встретиться на лесной или горной тропе, будь хоть у одного из них с собой кясмунавт, разговор о его свойствах часто сменяется жарким спором о том, кто из древних народов более причастен к созданию чудесного камня. Но правда и то, что такие споры ни разу еще не приводили к ссорам и смертоубийству, кои прискорбно участились между детьми древних рас, - кясмунавт самим своим присутствием смиряет гнев и гордыню. Ибо есть он не что иное, как овеществленная память народов о собственном прошлом, о тех благословенных днях, когда ручьи были прозрачны, мужи чисты помыслами, а жены плодовиты, и слово "друг" на всех языках молодого мира звучало одинаково.
Кясмунавт бережно хранит эту память и складывает из узоров-трещин руны, что неспешно повествуют о прошлом любому неравнодушному и тянущемуся к знаниям. Но люди утратили искусство чтения древних рун и любуются узорами, даже не догадываясь, что за ними сокрыто. Потому-то и являет себя кясмунавт не всем, а тем лишь, в ком чувствует родственную сотворившим его народам душу - в надежде, что его узоры прочтут и прошлое этого мира не будет забыто.
Lauriel
Ло! О происхождении этого округлого, видом схожего с раковиной айи камня рассказывают такую легенду. Ранним утром юная дочь морского царя, выпутавшись из бархатистых бледно-зеленых лент водорослей, служивших ей постелью, одеянием и защитой, вынырнула на поверхность - и увидела первый луч солнца. "Ло!" - восхликнула она тогда, засмеявшись, и радостный возглас нежной серебристой рыбкой запрыгал по волнам навстречу розоватым лучам, но был уловлен водорослями, ревниво оберегавшими каждый вздох своей воспитанницы. И так случалось и случается часто.
В заботливом плену водорослей ло созревают и полнятся красотой - и наконец, подобно пузырькам воздуха, поднимаются к солнцу, розовато-белые, округлые, видом схожие с раковиной айя или отпечатком женских губ. Так, качающимися на волнах, и находят их рыбаки, вышедшие в море спозаранку, и радуются своей прекрасной находке. Порождение двух стихий, воды и огня, ло способен утолить жажду путника, бредущего в песках, и утишить жар больного, снедаемого лихорадкой, а будучи опущен в воду, светится ярко и победительно и изгоняет тьму из жилища и темные помыслы из души. Камень этот редок, дарят его в знак особой приязни, и обладать им почитают за счастье. Но горе тому, кто попытается продать или купить ло - не будет ему удачи ни в денежных делах, ни в любовных.
Anarda
Рассказывают, что первым из нашедших анарду был десятый сын нищего рыцаря, того самого, в чье убогое жилище его сюзерен не вошел, даже застигнутый непогодой, опасаясь провонять горьким дымом и набраться блох. Бедный малый, пустившийся из дома куда глаза глядят в поисках лучшей доли, и подобрал-то анарду потому, что красивее в жизни ничего не видел - подобрал в пещере, где укрылся от дождя, осторожно повертел в заскорузлых пальцах удлиненный льдисто-голубой кристалл и спрятал в кошель, в котором монет крупнее пенни отроду не водилось. А прославиться малому все же страсть как хотелось, хоть доспех был - дыра на дыре, а ржавое копье того и гляди переломится. Но на первом же турнире он бестрепетно поразил тем копьем рыцаря умелого и знатного - сразил одного, и другого, и десятого, и не знал устали, а дырявый доспех хранил его надежней их крепких посеребренных лат. И ночью, разлегшись - не на гнилой соломе, как бывало, а на алом шелку под пологом, ибо сердце первой красавицы графства не устояло перед столь дерзостной мужественностью, - он снова достал свою анарду и поцеловал ее не менее горячо и жарко, чем перед этим целовал даму, и вознес кощунственную молитву не деве Марии, а безымянным горным богам, ибо догадался, чьей милостью удостоился победы и сладостной награды.
Так и повелось с тех пор, что анарда - камень рыцарей. Не уступающая твердостью алмазу, а изяществом огранки - утонченности благородных дам, анарда придает доспехам крепость, духу - стойкость, а рыцарскому слову - нерушимость. Ценят ее также за редкостное свойство - если коснуться анарды в минуты колебаний и душевных мук, в глубине льдистого кристалла засияет яркое голубое пламя, и сомнения бегут прочь, и не одному рыцарю анарда помогла сделать правильный выбор между долгом и совестью.
Meg aka moula
В тайну камня мег посвящены немногие, и немногие становятся его обладателями. Каплевидные, ярко-алые с серебристыми прожилками, совершенные в своей простоте, мег хранятся и в ларцах из розового дерева, и в невзрачных шкатулках, сплетенных из тростника. Но ни знатный сеньор - владелец ларца, ни бедный виллан, чьи ловкие пальцы сплели шкатулку, не упомянут дивный камень в числе своих сокровищ.
Рождение мег - тайна, и обладание им - тайна, прекрасная, как вечное таинство, что вершится ночами и под черепичной, и под тростниковой крышей. Только та, что кладет потеплевший, светящийся собственным светом мег в ладонь любимого, знает, как это было у них когда-то - погоня уже далеко, милый, и лошади устали. Трава влажна, но у нас есть твой плащ... Ты изорвал его о ветки? Все равно, милый, все равно - иди сюда, мы ждали слишком долго... И дрожь, и стоны, и закушенные губы, и пламень, сжигающий ставших единым целым не на брачном ложе под кружевным балдахином, а под кустом бузины на мокрой траве. Или в овечьем сарае, где вместо венчальных свечей - звезды, льющие ласковый свет на влюбленных сквозь просветы в дырявой крыше. Или... Словом, везде, где двоих застигает любовь, ослепляя, лишая разума, возвышая над разумом, отправляя в пьянящий полет... А вернувшись на землю и вновь обретя возможность видеть и осязать, влюбленные, чей полет был первым, находят свой мег - между сплетенными ладонями, в укромной ложбинке любимого тела, в спутанных волосах - каплевидный, цвета ее крови и его семени. Суть их чувства и память о первом слиянии - порой беззаконном, но освященном любовью. И спустя годы прикосновение к мег способно зажечь в двоих былое пламя или - хотя камень порой находит упокоение вместе с ушедшим - вызвать улыбку на бледных губах вдовицы.
miloshevich
Не верьте алхимику, что превозносит безоар как вернейшее из противоядий - такой алхимик либо несведущ, либо считает, что ни к чему без нужды открывать истинное знание непосвященным. Но верно и то, что не всякий алхимик, даже осведомленный о чудодейственных свойствах трисса, рискнет им воспользоваться - разве только если бестелесная гостья с косой уже на пороге. Ибо трисс - да-да, тот самый, что можно увидеть и в ожерелье эльфийской царевны, и на пухлом пальчике сельской простушки, ибо камень не так уж редок, а об истинной его ценности знают немногие - поистине средоточие печали.
Сведения о его происхождении глухи и неполны. Будто бы Мириэль, о которой известно, что она, вырастив сына - неукротимого Серена - ушла в глухие леса у восточных отрогов Скалистых гор, наложив на ту местность заклятие тишины и забвения, - так вот, та самая Мириэль, Мириэль Молчаливая, не всегда была молчаливой. Будто бы ее смех звенел весенними колокольчиками, когда Серен, еще совсем малыш, бесшабашным олененком носился по нетопким болотцам - угодьям ее рода. Будто бы смех испуганно смолк, когда что-то хрустнуло под детской ступней и над кочкой поднялась разьяренная смертоносная головка болотной гадюки.
Птицей бросилась Мириэль, заломив руки - и гадюка, хоть и велика была ее ярость и скорбь по раздавленным детям, помедлила долю секунды, и укус достался не сыну - матери. Мириэль тотчас же взрезала рану, и алая струя хлынула на болотный мох, унося из тела яд. Но одна ледяная бесцветная капля все же просочилась по жилам и достигла сердца - и побелела Мириэль, и без сил опустилась на землю, ибо узнала она неведомое беспечным эльфам чувство конечности жизни и одиночество, гложущее лишь смертных. И сделалась она Мириэль Молчаливой - не с кем было разделить ей скорбное знание, и, вырастив сына, ушла в глухие леса. Там не слышно плача и самый зоркий охотник, забредший в те края, не разглядит на мху следа от узкой ступни. Только триссы, что находят на болотах - то жемчужно-серые, то багряные, словно капли слез или крови - выдают ее незримое присутствие. И лишь эти камни, растворенные в терпком настое бессмертника, способны исцелить тех, кому не помог безоар. Но каждый ставший частичкой чьей-то крови трисс умножает скорбь Мириэль, ибо через камень ей передается знание о конечности еще одной жизни - знание, неведомое другим эльфам, отчего и кажутся они людям беспечными и равнодушными к людским горестям.
А выпившие терпкий настой и спасшиеся, да и те, кто носит трисс как украшение, становятся мудрее и терпимее к слабостям близких.
Новое: tiger_black
читать дальшеЕсли ночь и непогода застигли вас в горах или на безлюдной пустоши, где на мили и мили никакого пристанища, а то, что можно принять за приветливый отсвет костра - на самом деле жадные огоньки болотных духов, - вам придется ой как несладко, особенно если плащ прохудился, трут отсырел, а кресало затерялось. Но путнику, у которого на дне заплечного мешка болтается еще один мешочек, маленький и неприметный, из шершавой драконьей кожи - такому путнику нечего бояться безлунной ночи и промозглой сырости. Главное - собрать хоть немного хвороста, но сойдет и пригоршня волглого мха. Дрожащими руками путник встряхнет свой мешочек, осторожно вытряхнет в мох то, что таится внутри - и через миг усталое лицо озарит ровное сильное пламя. Пламя будет гореть долго, всю ночь, поднимется высоко, и путник уснет успокоенный и защищенный, зная, что у этого костра его сон не потревожат ни духи, ни недобрые странники. Если же на волшебный костер набредет такой же продрогший горемыка - пламя станет чуть выше, очерчивая новый круг, приглашая - войди, моего тепла хватит на всех! И если случайный путник присмотрится - как знать, может, и углядит в золотистых языках их источник и средоточие - черный камень, неожиданно вспыхивающий алым, строгой и четкой огранки. Как уголь, может подумать путник, но, если история камня ему знакома, подумает так: "Словно сгусток драконьей крови". И будет прав. Ибо тайгер - так называют камень - плоть от плоти дракона, средоточие его жертвенной сути, известно ведь, что в голодные времена драконихи раздирают собственное чрево, чтобы дети поели и выжили.
Пять яиц откладывает самка дракона. А вылупляются из них в свой срок всего четыре детеныша, юрких, ярких, в глянцевитой, словно лаковой, чешуе. Вылупляются - и, если драконихи нет рядом, жмутся к пятому яйцу, скорлупа на котором даже не треснула. Зато оно жаркое, как мамкино дыхание, и рядом с ним уютно, точно в кольце ее тела, под охраной ее зубов и когтей. Конечно, откуда им знать, что греет их частичка мамкиной крови, как согревала, когда голод гнал дракониху от гнезда за добычей. Тогда она, неуклюже повозившись, подгребала четыре яйца к пятому, снесенному последним, - и оно грело остальные ровным сильным жаром, пламенея изнутри. А бывало и так, что ослабевшую самку поражали стрела или меч того, для кого добыча - драконы. И тогда смертная тоска матери отступала перед последним смутным "Дети... вылупятся... выживут". И трескалась в свой срок скорлупа, и дракончики обхватывали мамкин подарок хрупкими еще лапками, набираясь сил, и почти всегда выживали - если везло с добычей.
Так и находят тайгеры - посреди каменистой площадки, служившей дракону гнездом, в кучке потемневшей от времени и жара скорлупы. Но не всякий радуется дивной находке - в руках того, кто убил или покалечил дракона, тайгер останется черным и мертвым, и не греться ему у оберегающего пламени. А еще у камня есть свойство, в которое верят не все, но это так - он способен отогреть самое холодное сердце. Просто те, чьи сердца отогрелись таким волшебным образом, уже не помнят, какими бесчувственными были до тех пор, пока не подержали в ладонях камень строгой и четкой огранки, черный камень, вспыхивающий алым.
Расскажу не сразу, но обо всех)
), но без камешка никто не останется ))Мало кто знает, что профессор Спраут, путешествуя по лесам, горным плато, прибрежным дюнам и вересковым пустошам, собирает не только редкие травы, чтобы затем любовно взрастить их в хогвартских теплицах. читать дальшеИз каждого такого путешествия она приносит кое-что еще и бережно перекладывает это из карманов дорожной мантии в простой полотняный мешочек с вышитой на нем потускневшей от времени руной памяти. А потом, вечерами, уютно устроившись в кресле, обитом мягким коричневым плюшем, по одной достает свои находки и любуется ими - гладкими и шероховатыми, алыми и бежевыми, тусклыми и светящимися минералами. Улыбаясь каждому как другу, перебирает камни и вспоминает истории о них, которые слышала еще от прабабушки.
Думаю, она не станет возражать, если я расскажу некоторые из историй тем, чьи ники окажутся созвучны - хотя это, конечно же, не просто созвучие, а связь более таинственная и глубокая - названиям ее камешков)
netttle, kasmunaut, Lauriel, Anarda, Meg aka moula, miloshevich
читать дальше
netttle
Если в полосе прибоя вы подобрали прозрачный гладкий камешек, поблескивающий на просвет золотистыми искрами, - не спутайте его с янтарем. Это нэттль, минерал гораздо более редкий и ценный. Отличить от янтаря или кварца его довольно просто - на ощупь нэттль необычайно шелковист и словно плавится в пальцах, даря ощущение тепла. Если осторожно сжать камешек в ладони, кожу начнет мягко покалывать, тепло золотистыми струйками разольется по жилам и изгонит из тела всяческий холод, телесный и душевный. Так используют нэттль целители - вкладывая его в ледяные ладони окоченевших путников, безответно влюбленных и поэтов, от которых упорхнула муза. И несчастные, отогревшись и вновь обретя смысл жизни, часто не желают расставаться с нэттлем, оправляя его в золото. Но опытные целители предостерегают их от слишком частых прикосновений к камню, отдающему себя человеческому сердцу частичку за частичкой, ибо в самой сердцевине нэттля живет печаль, которую не всякое сердце способно вынести. Лишь сильных духом эта последняя частичка, которую можно назвать сердцем нэттля, укрепляет в вере и делает мудрее. Помните об этом, зачарованно любуясь нэттлем, когда волны перекатывают его в полосе прибоя.
kasmunaut
Минерал, называемый кясмунавтом, являет себя не всем. Если в лесной чаще, присев на замшелый валун, вы от нечего делать поднимете с земли тускловатый серый голыш и под вашим изумленным взглядом он вдруг покроется ломкими узорами-трещинками цвета мха, на котором лежал, - радуйтесь, вы пришлись кясмунавту по сердцу.
Кясмунавт - редкостный плод содружества и сотворчества матери-Земли и тех ее чад, что пришли в этот мир задолго до нас. Правда, содружество их позже переросло в соперничество, и по сей день, стоит эльфу, гному и троллю встретиться на лесной или горной тропе, будь хоть у одного из них с собой кясмунавт, разговор о его свойствах часто сменяется жарким спором о том, кто из древних народов более причастен к созданию чудесного камня. Но правда и то, что такие споры ни разу еще не приводили к ссорам и смертоубийству, кои прискорбно участились между детьми древних рас, - кясмунавт самим своим присутствием смиряет гнев и гордыню. Ибо есть он не что иное, как овеществленная память народов о собственном прошлом, о тех благословенных днях, когда ручьи были прозрачны, мужи чисты помыслами, а жены плодовиты, и слово "друг" на всех языках молодого мира звучало одинаково.
Кясмунавт бережно хранит эту память и складывает из узоров-трещин руны, что неспешно повествуют о прошлом любому неравнодушному и тянущемуся к знаниям. Но люди утратили искусство чтения древних рун и любуются узорами, даже не догадываясь, что за ними сокрыто. Потому-то и являет себя кясмунавт не всем, а тем лишь, в ком чувствует родственную сотворившим его народам душу - в надежде, что его узоры прочтут и прошлое этого мира не будет забыто.
Lauriel
Ло! О происхождении этого округлого, видом схожего с раковиной айи камня рассказывают такую легенду. Ранним утром юная дочь морского царя, выпутавшись из бархатистых бледно-зеленых лент водорослей, служивших ей постелью, одеянием и защитой, вынырнула на поверхность - и увидела первый луч солнца. "Ло!" - восхликнула она тогда, засмеявшись, и радостный возглас нежной серебристой рыбкой запрыгал по волнам навстречу розоватым лучам, но был уловлен водорослями, ревниво оберегавшими каждый вздох своей воспитанницы. И так случалось и случается часто.
В заботливом плену водорослей ло созревают и полнятся красотой - и наконец, подобно пузырькам воздуха, поднимаются к солнцу, розовато-белые, округлые, видом схожие с раковиной айя или отпечатком женских губ. Так, качающимися на волнах, и находят их рыбаки, вышедшие в море спозаранку, и радуются своей прекрасной находке. Порождение двух стихий, воды и огня, ло способен утолить жажду путника, бредущего в песках, и утишить жар больного, снедаемого лихорадкой, а будучи опущен в воду, светится ярко и победительно и изгоняет тьму из жилища и темные помыслы из души. Камень этот редок, дарят его в знак особой приязни, и обладать им почитают за счастье. Но горе тому, кто попытается продать или купить ло - не будет ему удачи ни в денежных делах, ни в любовных.
Anarda
Рассказывают, что первым из нашедших анарду был десятый сын нищего рыцаря, того самого, в чье убогое жилище его сюзерен не вошел, даже застигнутый непогодой, опасаясь провонять горьким дымом и набраться блох. Бедный малый, пустившийся из дома куда глаза глядят в поисках лучшей доли, и подобрал-то анарду потому, что красивее в жизни ничего не видел - подобрал в пещере, где укрылся от дождя, осторожно повертел в заскорузлых пальцах удлиненный льдисто-голубой кристалл и спрятал в кошель, в котором монет крупнее пенни отроду не водилось. А прославиться малому все же страсть как хотелось, хоть доспех был - дыра на дыре, а ржавое копье того и гляди переломится. Но на первом же турнире он бестрепетно поразил тем копьем рыцаря умелого и знатного - сразил одного, и другого, и десятого, и не знал устали, а дырявый доспех хранил его надежней их крепких посеребренных лат. И ночью, разлегшись - не на гнилой соломе, как бывало, а на алом шелку под пологом, ибо сердце первой красавицы графства не устояло перед столь дерзостной мужественностью, - он снова достал свою анарду и поцеловал ее не менее горячо и жарко, чем перед этим целовал даму, и вознес кощунственную молитву не деве Марии, а безымянным горным богам, ибо догадался, чьей милостью удостоился победы и сладостной награды.
Так и повелось с тех пор, что анарда - камень рыцарей. Не уступающая твердостью алмазу, а изяществом огранки - утонченности благородных дам, анарда придает доспехам крепость, духу - стойкость, а рыцарскому слову - нерушимость. Ценят ее также за редкостное свойство - если коснуться анарды в минуты колебаний и душевных мук, в глубине льдистого кристалла засияет яркое голубое пламя, и сомнения бегут прочь, и не одному рыцарю анарда помогла сделать правильный выбор между долгом и совестью.
Meg aka moula
В тайну камня мег посвящены немногие, и немногие становятся его обладателями. Каплевидные, ярко-алые с серебристыми прожилками, совершенные в своей простоте, мег хранятся и в ларцах из розового дерева, и в невзрачных шкатулках, сплетенных из тростника. Но ни знатный сеньор - владелец ларца, ни бедный виллан, чьи ловкие пальцы сплели шкатулку, не упомянут дивный камень в числе своих сокровищ.
Рождение мег - тайна, и обладание им - тайна, прекрасная, как вечное таинство, что вершится ночами и под черепичной, и под тростниковой крышей. Только та, что кладет потеплевший, светящийся собственным светом мег в ладонь любимого, знает, как это было у них когда-то - погоня уже далеко, милый, и лошади устали. Трава влажна, но у нас есть твой плащ... Ты изорвал его о ветки? Все равно, милый, все равно - иди сюда, мы ждали слишком долго... И дрожь, и стоны, и закушенные губы, и пламень, сжигающий ставших единым целым не на брачном ложе под кружевным балдахином, а под кустом бузины на мокрой траве. Или в овечьем сарае, где вместо венчальных свечей - звезды, льющие ласковый свет на влюбленных сквозь просветы в дырявой крыше. Или... Словом, везде, где двоих застигает любовь, ослепляя, лишая разума, возвышая над разумом, отправляя в пьянящий полет... А вернувшись на землю и вновь обретя возможность видеть и осязать, влюбленные, чей полет был первым, находят свой мег - между сплетенными ладонями, в укромной ложбинке любимого тела, в спутанных волосах - каплевидный, цвета ее крови и его семени. Суть их чувства и память о первом слиянии - порой беззаконном, но освященном любовью. И спустя годы прикосновение к мег способно зажечь в двоих былое пламя или - хотя камень порой находит упокоение вместе с ушедшим - вызвать улыбку на бледных губах вдовицы.
miloshevich
Не верьте алхимику, что превозносит безоар как вернейшее из противоядий - такой алхимик либо несведущ, либо считает, что ни к чему без нужды открывать истинное знание непосвященным. Но верно и то, что не всякий алхимик, даже осведомленный о чудодейственных свойствах трисса, рискнет им воспользоваться - разве только если бестелесная гостья с косой уже на пороге. Ибо трисс - да-да, тот самый, что можно увидеть и в ожерелье эльфийской царевны, и на пухлом пальчике сельской простушки, ибо камень не так уж редок, а об истинной его ценности знают немногие - поистине средоточие печали.
Сведения о его происхождении глухи и неполны. Будто бы Мириэль, о которой известно, что она, вырастив сына - неукротимого Серена - ушла в глухие леса у восточных отрогов Скалистых гор, наложив на ту местность заклятие тишины и забвения, - так вот, та самая Мириэль, Мириэль Молчаливая, не всегда была молчаливой. Будто бы ее смех звенел весенними колокольчиками, когда Серен, еще совсем малыш, бесшабашным олененком носился по нетопким болотцам - угодьям ее рода. Будто бы смех испуганно смолк, когда что-то хрустнуло под детской ступней и над кочкой поднялась разьяренная смертоносная головка болотной гадюки.
Птицей бросилась Мириэль, заломив руки - и гадюка, хоть и велика была ее ярость и скорбь по раздавленным детям, помедлила долю секунды, и укус достался не сыну - матери. Мириэль тотчас же взрезала рану, и алая струя хлынула на болотный мох, унося из тела яд. Но одна ледяная бесцветная капля все же просочилась по жилам и достигла сердца - и побелела Мириэль, и без сил опустилась на землю, ибо узнала она неведомое беспечным эльфам чувство конечности жизни и одиночество, гложущее лишь смертных. И сделалась она Мириэль Молчаливой - не с кем было разделить ей скорбное знание, и, вырастив сына, ушла в глухие леса. Там не слышно плача и самый зоркий охотник, забредший в те края, не разглядит на мху следа от узкой ступни. Только триссы, что находят на болотах - то жемчужно-серые, то багряные, словно капли слез или крови - выдают ее незримое присутствие. И лишь эти камни, растворенные в терпком настое бессмертника, способны исцелить тех, кому не помог безоар. Но каждый ставший частичкой чьей-то крови трисс умножает скорбь Мириэль, ибо через камень ей передается знание о конечности еще одной жизни - знание, неведомое другим эльфам, отчего и кажутся они людям беспечными и равнодушными к людским горестям.
А выпившие терпкий настой и спасшиеся, да и те, кто носит трисс как украшение, становятся мудрее и терпимее к слабостям близких.
Новое: tiger_black
читать дальшеЕсли ночь и непогода застигли вас в горах или на безлюдной пустоши, где на мили и мили никакого пристанища, а то, что можно принять за приветливый отсвет костра - на самом деле жадные огоньки болотных духов, - вам придется ой как несладко, особенно если плащ прохудился, трут отсырел, а кресало затерялось. Но путнику, у которого на дне заплечного мешка болтается еще один мешочек, маленький и неприметный, из шершавой драконьей кожи - такому путнику нечего бояться безлунной ночи и промозглой сырости. Главное - собрать хоть немного хвороста, но сойдет и пригоршня волглого мха. Дрожащими руками путник встряхнет свой мешочек, осторожно вытряхнет в мох то, что таится внутри - и через миг усталое лицо озарит ровное сильное пламя. Пламя будет гореть долго, всю ночь, поднимется высоко, и путник уснет успокоенный и защищенный, зная, что у этого костра его сон не потревожат ни духи, ни недобрые странники. Если же на волшебный костер набредет такой же продрогший горемыка - пламя станет чуть выше, очерчивая новый круг, приглашая - войди, моего тепла хватит на всех! И если случайный путник присмотрится - как знать, может, и углядит в золотистых языках их источник и средоточие - черный камень, неожиданно вспыхивающий алым, строгой и четкой огранки. Как уголь, может подумать путник, но, если история камня ему знакома, подумает так: "Словно сгусток драконьей крови". И будет прав. Ибо тайгер - так называют камень - плоть от плоти дракона, средоточие его жертвенной сути, известно ведь, что в голодные времена драконихи раздирают собственное чрево, чтобы дети поели и выжили.
Пять яиц откладывает самка дракона. А вылупляются из них в свой срок всего четыре детеныша, юрких, ярких, в глянцевитой, словно лаковой, чешуе. Вылупляются - и, если драконихи нет рядом, жмутся к пятому яйцу, скорлупа на котором даже не треснула. Зато оно жаркое, как мамкино дыхание, и рядом с ним уютно, точно в кольце ее тела, под охраной ее зубов и когтей. Конечно, откуда им знать, что греет их частичка мамкиной крови, как согревала, когда голод гнал дракониху от гнезда за добычей. Тогда она, неуклюже повозившись, подгребала четыре яйца к пятому, снесенному последним, - и оно грело остальные ровным сильным жаром, пламенея изнутри. А бывало и так, что ослабевшую самку поражали стрела или меч того, для кого добыча - драконы. И тогда смертная тоска матери отступала перед последним смутным "Дети... вылупятся... выживут". И трескалась в свой срок скорлупа, и дракончики обхватывали мамкин подарок хрупкими еще лапками, набираясь сил, и почти всегда выживали - если везло с добычей.
Так и находят тайгеры - посреди каменистой площадки, служившей дракону гнездом, в кучке потемневшей от времени и жара скорлупы. Но не всякий радуется дивной находке - в руках того, кто убил или покалечил дракона, тайгер останется черным и мертвым, и не греться ему у оберегающего пламени. А еще у камня есть свойство, в которое верят не все, но это так - он способен отогреть самое холодное сердце. Просто те, чьи сердца отогрелись таким волшебным образом, уже не помнят, какими бесчувственными были до тех пор, пока не подержали в ладонях камень строгой и четкой огранки, черный камень, вспыхивающий алым.
Расскажу не сразу, но обо всех)
@темы: подарки
-
-
30.01.2009 в 15:44читать дальше
-
-
30.01.2009 в 16:03читать дальше
-
-
31.01.2009 в 00:01-
-
31.01.2009 в 00:48Конечно, будет! Только действительно не очень скоро, у меня впереди полоса жуткого цейтнота... Но напишу обязательно!)
-
-
31.01.2009 в 01:01-
-
10.06.2009 в 12:16